Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не гони машину! — хлюпнула носом Джин. — Двести на спидометре. Головой думай!
— Да пошла ты! — огрызнулся Вадим. — Ты мне не жена, чтобы командовать!
— Упаси бог! — снова хлюпнула носом Джин и, нагло открыв окно, выбросила сопливую салфетку.
— От чего это — упаси? — машинально поинтересовался он.
— От того, чтобы стать твоей женой! Уродство какое-то!
Вадим расхохотался. Это абсолютно невозможное чудовище женского пола, сидящее в его машине, — чудовище, на которое ни один нормальный мужчина даже не посмотрит, — называет брак с ним (это с ним-то!) уродством! Да любая из сотен куриц, забивающих свои номера в его телефон и разрывающих все его средства связи дурацким полночным гудением на всех частотах (что мобильная связь, что интернет), начала бы писять кипятком, только заговори он о браке! Да сделали бы ради этого все что угодно, душу дьяволу заложили бы! А эта вот…
— Чего ржешь? — мрачно поинтересовалась Джин.
— Скажи, зачем ты выкрасила волосы в зеленый цвет и обстригла их так коротко? — поинтересовался Вадим и, не удержавшись, добавил: — Разве ты не понимаешь, что это лишает тебя привлекательности в сексуальном плане?
— Это полностью уничтожает мою привлекательность в сексуальном плане, — резко отрезала Джин. — Я сделала все так, чтобы на меня никто не смотрел. Ведь когда на тебя не смотрят и предпочитают тебе других, этому должно быть объяснение. Хотя бы внешнее. Теперь у меня оно есть.
— Ты странная, — Вадим бросил на нее задумчивый взгляд. — Ты — один сплошной мучительный комплекс. Кто так сильно тебя обидел? Кто так жутко тебя обижал?
— Да пошел ты! — разнервничавшись, Джин стиснула кулаки так, что ногти сильно врезались в ладони. — Психолог хренов!
— Ладно, не горячись! — он пожал плечами. — Если я обидел тебя, прости. Я не хотел. Обижать женщин не в моих правилах… А про себя Вадим мысленно добавил: «…даже таких страшных и уродливых, как ты».
Джин молчала, глядя в темное стекло машины, за которым проносился бесконечный лес и был уже виден отдаленный отблеск ярких огней городского шоссе, до которого было подать рукой.
Время от времени внутрь салона падали блики от дорожных фонарей, напоминавшие размытые тусклые штрихи на огромной заляпанной красками картине. Они ложились рваными мазками, создавая причудливые переплетения тени и света — света, который не освещает ничего, только время от времени — воспаленные глаза Джин.
Молчание стало напряженным. Вадим вдруг ощутил его как твердое инородное тело, неожиданно врезавшееся в его ладони. Ему стало физически больно. Эта боль испугала его и заинтересовала так сильно, что Вадим снова удивился. Что происходит? Отчего ему больно, когда она молчит?
Джин, и вправду, молчала, а в салоне машины вдруг сделалось тесно, как бывает в комнате, где расстаются двое людей, вместе переживших самую лучшую ночь в своей жизни. Расстаются по какой-то глупости, под влиянием собственных пороков или обстоятельств, которые никто из них даже не попытался преодолеть.
Это сравнение поразило его, как выстрел в упор, и причинило боль, как пуля в глубинах позвоночника. Вадим вдруг понял, что впадает в какое-то странное состояние — почти шок. Почему рядом с этой девчонкой его преследуют такие странные мысли? Что с ней не так? Что не так с ним? Может, происходит что-то странное с ними обоими и впору об этом задуматься? Может, он тоже остался без крыши — так же, как осталась без крыши она?
Эти мысли, опять-таки, были для него новыми. Думать так было неприятно и странно. И Вадим поспешил разбить молчание молотом своего голоса. Впрочем, молчание не рассыпалось на мелкие кусочки, а лишь треснуло вдоль, как антикварное зеркало в доме, в котором давно никто не живет и не будет жить никогда…
— Как ты сказала твой адрес? Повтори, пожалуйста.
Вадим включил навигатор, и прибор замигал серебристым светом. В салоне джипа стало светлей.
— Покровский переулок, дом восемь, — повторила Джин, не поворачивая головы и по-прежнему глядя в окно.
Его суперсовременный навигатор был подключен к интернету, как и мобильный телефон. Автоматически Вадим ввел карту в поисковую строку Гугла, и вдруг…
Навигатор начал показывать что-то странное. Вадим повторил запрос и снова удивился — что-то явно было не так. Он даже присвистнул вслух — Джин тут же оторвалась от окна.
— Что случилось? — глаза ее мерцали в тусклом салоне, как у разъяренной кошки. Это почему-то осталось в его памяти, как и странная мысль — чем он мог ее обидеть? Он не понимал.
— Ты уверена, что это жилой дом? — он нахмурился. — Ты ничего не перепутала?
— Нет, конечно, — в ее голосе послышалась злость. — Я не настолько сумасшедшая, чтобы не помнить свой домашний адрес, хотя я и поселилась в этом доме недавно.
— Карта показывает, что на этом месте находится нежилой аварийный дом, предназначенный на снос, — сказал Вадим.
— Чушь собачья! — Джин пожала плечами. — Просто карта неточная, вот и все. Старая какая-нибудь…
— А дом-то новый? — спросил он.
— Дом старый, но совершенно не аварийный. В нем живут люди. Полно. Странные люди…
— Почему странные? — поинтересовался Вадим.
— Ребенок орет за стенкой всю ночь, — вдруг выпалила Джин. — Совершенно ненормально так вести себя с ребенком!
— Откуда ты знаешь? У тебя что, есть дети? — Вадиму вдруг захотелось ее подразнить, но он совершено не ожидал того, что произошло через секунду. Джин вдруг вскинула на него абсолютно дикие глаза разъяренной ведьмы и вцепилась в руль. Машину понесло в сторону.
— Сумасшедшая! — завопил Вадим. — Ты что творишь?!
Он был так напуган, что даже позабыл все матерные слова — настолько неожиданным было поведение этой странной девицы, этого чудовища, которое вдруг оказалось в его машине и уже успело вывести его из себя, причем несколько раз подряд.
— Останови машину, урод! Я выйду! — глаза ее сверкали, как заточенные кинжалы, и Вадиму снова стало по-настоящему страшно.
— Да что я не так сделал!? — Вадим резко ударил ее по руке. — Отпусти руль, разобьемся ведь!
— Это не твое дело, урод, понял, есть у меня дети или нет у меня детей! — в ярости Джин забыла все правила грамматики, хотя до того момента говорила абсолютно правильно и даже грамотно.
— Извини, я не хотел тебя обидеть! — при этих словах Вадима она отпустила руль. — Извини за то, что я сделал не так. Хотя я совершенно не понимаю, что…
— Ты все сделал не так, — она вдруг успокоилась так же внезапно, как и вспыхнула. — Я устала отвечать на все эти дурацкие вопросы: «Почему ты не замужем?» «Когда заведешь детей?» «Зачем перекрасила и остригла волосы?» И прочий бред, который всем втюхивают в мозги. Я живу, как хочу. Мое тело — мое дело. И никому нет никакого дела до моего прошлого. Люди не способны это понять, как им не объясняй. Я ненавижу людей!